Тень Уробороса (Лицедеи) - Страница 253

253

— Сейчас набирай в грудь воздуха, ныряй и плыви за мной, — распорядился магистр. — Не отставай, можно сбиться с пути, а там лишь один грот, где можно вынырнуть, остальные полностью в воде.

Они нырнули и поплыли. В мутноватой воде Агриппу видно было плохо, да и глаза у Квая с непривычки заболели, а в какое-то мгновение промелькнула шальная мысль: что, если наставник заблудится, и им не хватит воздуха? И все-таки магистр приплыл точно в нужный грот. Они прошли по убывающей воде и очутились в подземной пещере.

— Отожмем одежду и пойдем дальше, Квай.

Стараясь не клацать зубами, молодой монах повиновался старому. Ухватывая и выкручивая в четыре руки рясу сначала одного, затем другого, они отжали из ткани воду.

Путь был долгим и еще более однообразным, нежели по поверхности земли. Темный коридор, освещаемый только лампой, которую Агриппа вытащил из ниши в каменной стене и зажег, то сужался, то раздвигался, то становился выше, то заставлял сутулиться и пригибать голову. Когда проход оказывался совсем тесным, Кваю становилось жутко.

— Прежде ты был куда более доверчив, — с сожалением проговорил магистр. — Но будь спокоен: мы уже почти пришли. Еще два поворота — и начнутся ступеньки.

Чувство направления безошибочно подсказывало Кваю, что сейчас они находятся где-то глубоко под монастырем Хеала, но как такое могло быть? Ведь Квай почти двадцать пять лет жил в этих краях и ни разу не слышал ни о какой подземной галерее либо иных помещениях.

— Теперь слушай меня, мой мальчик. Слушай и постарайся выполнить все так, как я прошу. Не задавай вопросов и ничего не говори о последних шести годах. Вспомни себя в девятнадцать лет и веди себя в точности как тогда. Лучше побольше молчи.

— Да, конечно, но что…

— Ты все сейчас увидишь. Твоя миссия очень важна, Квай. Даже не так — она определяющая.

— Меня будут допрашивать? За какую провинность, отец Агриппа?

Магистр не сразу понял, а после усмехнулся:

— Никто не будет тебя допрашивать. Мы пришли.

Ступени кончились, равно как закончился и сырой коридор подземелья. Странно растворились массивные двери из неизвестного материала, отливающего серебром. Они не просто открылись, а разъехались и утонули в камне обеих стен — правой и левой. А в глаза ударил ослепительный с непривычки свет. Квай застился рукой, Агриппа лишь сощурился. Два монаха поприветствовали их легким наклоном туловища и кивком.

— Подайте нам сухую одежду, — негромко распорядился магистр, останавливая спутника перед входом в следующую комнату.

Квай недоуменно озирался. Он никогда еще не видывал столько непонятных, да еще и отполированных до блеска приспособлений, не мог понять, чем выложены ослепительно-белые стены помещения и пружинящий под ногами пол.

Им принесли переодеться, а мокрые вещи забрали и унесли. В сухом Кваю стало хорошо и тепло, но насладиться ощущениями не давала занозливая мысль о грядущем допросе.

Тем временем Агриппа повернулся к одному из служителей, одетому в светлую, почти белую рясу:

— Что ж, можно уже войти?

— Конечно, брат Агриппа, тем более он уже спрашивал о вас.

— Проснулся?

— Как обычно: ровно в девять.

Агриппа в рассеянности покивал и, взяв Квая за плечо, увлек за собой. За дверями была еще одна лестница вниз, а потом…

Квай не заметил, куда подевался магистр. По-видимому, тот просто отступил, когда у молодого монаха от удивления округлились глаза, а пробивающиеся сквозь кожу на выбритой голове волоски отвратительно закололи, словно в ознобе.

Тот, из-за кого он замер, тоже растерялся. Но у того, второго, лицо было готово к радостной улыбке. Чуть помедлив, он кинулся к Кваю.

— Зил? Зил, ты?

— Да, но теперь мне сказали, что я ношу другое имя! — крепко обняв друга, заговорил сияющий Элинор, а Квай стоял и гадал, как попала в его густые русые волосы паутина седины, а между бровей — морщина страдания, так и не изгнанная улыбкой.

— Да, — вмешался наконец Агриппа, — после… гм… такой болезни выздоровевший обретает вторую жизнь, а это значит, что ему должно быть подарено второе имя. Квай, твоего друга теперь зовут Кристианом…

— О… как Основателя… — выдохнул Квай, не сводя глаз с очень повзрослевшего Элинора. — А чем…

Он хотел спросить, что за болезнь случилась у приятеля, но холодный сверлящий взгляд Агриппы остановил его на полуслове напоминанием о зароке.

— Квай, я не могу даже найти слов, как рад тебя видеть! — признался Зил-Кристиан. — А меня вот держат в четырех стенах и даже не хотят рассказать, что произошло за время моей болезни и как я здесь очутился.

Краем глаза Квай Шух увидел, как потупились монахи в светлых рясах и вспомнили о своих делах. Что-то было не так. Что-то, кроме внешности, изменилось в самом Элиноре. Он как будто… как будто… Словом, он был похож на Вирта Ата, когда тот убил в поединке рыжего Сита. Пробитый насквозь, пригвожденный невидимым клинком к столбу собственной вины…

— Мне-е-е… доверили… — медленно протянул Квай, все с большей уверенностью чувствующий вину друга, — младших…

— Ты уже почти наставник? И я все пропустил, когда свалился с этой хворью…

Понизив голос, Квай Шух разочаровал друга:

— Это не так интересно, как ты думаешь.

— Как я думаю? — заулыбался Элинор. — Да ты садись, садись! Вот здесь меня лечат, видишь?

Возле постели Зила-Кристиана стояла странная кровать с серебристыми ножками, высокая, узкая и на колесиках. К ней были привешены непонятные приборы, и точно такие же стояли у обычной кровати в изголовье. Слева, встроенное в стену, переливалось фальшивыми красками обманное окно. На картине, которую оно собой представляло, вдалеке высились стены неизвестного монастыря, и башни его вонзались в пушистое белое облако. Одним словом, ничего, что можно было бы счесть правдой: ни облаков таких, ни цветастых изысканных строений, ни синего неба никогда не видели здесь, на вечно пасмурной планете.

253