Нью-Йорк, мужская предварительная тюрьма, февраль 1002 года
Он бежал — Джек Ри — несся, задыхаясь, по коридорам. Ведь это нестерпимо: сидеть в своей камере и знать, что тебя ищут… ищет… Что-то, чему нет названия. Но оно точно знает, где ты, и расстояние между тобой и ним сокращается каждую секунду. Для него не преграда звукоизолированные стены, способные выстоять, произойди вдруг рядом с тюрьмой небольшой термоядерный взрыв. Для этого «нечто» вообще не существует преград, и тебе это известно.
Оно уже близко. Джек слышал его истошный вой — победителя, наконец напавшего на след добычи. Истерические вопли (а может, и предсмертные хрипы) надзирателей, женщин и мужчин, кошмарный хор…
Свет погас.
Нервы не выдержали. Разжалованный офицер спецотдела отчетливо вдруг понял, как поступит эта тварь. И, отозвавшись на его воспоминание, тупо заболела правая кисть, три недели назад пробитая клинком Калиостровского кинжала. Да-да, неведомый преследователь проникнет в тело арестанта, воспользовавшись раной на руке. (Она ведь зажила? Или нет? Некогда думать! Бежать!)
Джек был уверен, что дверь откроется, и она открылась, выпустив его на свободу.
А где-то громко скапывает вода, как в старых фильмах о заточениях. И лунный свет сочится в окошки под потолком, и этот запах сырости, всегда и всюду одинаковый… И ты бежишь. Вернее, тебя гонят…
Нога задевает за что-то податливо-мягкое на полу коридора. Сознание взрывается догадкой: труп обезьяноподобной охранницы…
Джек споткнулся и влип в стену. Лишь чудом он не свернул шею, лишь чудом — или со страху? — смог тут же подскочить, чтобы мчаться дальше. Но расстояние между ним и преследователем сокращалось. Лихо колотясь, сердце грозило выпрыгнуть из висков, ушей, глотки, оно долбилось в ребра, громадной вращающейся кометой поносилось в голове, обдавая кровью готовые лопнуть барабанные перепонки.
— А… ас…
Но слова не лезли из стиснутого горла. Кричать, просто кричать, нельзя: с криком вылетит и сердце, а опустевшую плоть, будто мешок, займет та жуткая тварь, что скользит сейчас по коридорам в каких-нибудь тридцати футах позади…
Джек помнил, как это случилось впервые. Он стоял над писсуаром в своей камере и вдруг понял, что сейчас из слива выпрыгнет это самое нечто. Оно уже караулит в рукаве трубы, ждет своего часа…
И вдруг — тупик, а в тупике еще темнее, чем всюду. И оно уже не просто рядом, оно — за спиной…
Бывший лейтенант пытался отбиться, вслепую размахивая руками и попадая во что-то смрадное и, конечно, заразно-ядовитое. Оно же уверенно лезло под рукав, к открывшейся ране…
— Отстань! Отстань!
С дикими воплями Джек вскочил с койки и, перепугано шаря вокруг себя, сощурился от яркого света. Под потолком вспыхнула небольшая голограмма: дежурный пост, та самая обезьяноподобная охранница, которая только что была трупом в черном лабиринте Джековских сновидений.
Ничего не сказав, надзирательница скроила препротивную мину и отключила связь. Этот спецотделовец надоел ей хуже рекламных блоков во время трансляций зажигательных сериалов. Будь ее воля, она без суда и следствия отправила бы Ри в Карцер, лишь бы не слышать его еженощных концертов.
Осмотрев постель и убедившись, что никаких монстров простыни не таят, Джек бессильно отвалился на подушку и вперил взгляд в потолок. Что-то не так… Эта тварь, которая караулит его сны — чего ради спроектировал ее мозг? Арестованного не пытали, не подвергали гипнозу (кажется), даже не допрашивали. Он не страдал от одиночества и, в целом, не мог пожаловаться ни на что, кроме отсутствия свободы. Так откуда неведомое чудовище? И почему болит хорошо зажившая рука? Так, будто рана действительно только что открывалась…
Тварь повадилась к нему после признательного рапорта, где Джек перечислил все свои контакты с заказчиками убийства Зила Элинора. Он считал, что действующий с самой древности закон о чистосердечном признании защитит его. Точнее, Ри считал этот закон действующим. Но теперь начал в том сомневаться, потому что, судя по кошмарам, сердце его не очистилось, да еще и зашевелилось в подсознании что-то гибельное. А как еще объяснить таинственного преследователя в темных переходах тюрьмы? Только избитым сюжетом из древнего мифа о быкоголовом наследнике Критского царства…
Но разве Минотавр был нежитью?
А у Джека во сне появлялось четкое ощущение, что его гонитель — неживое существо. Смрадное, ледяное, жуткое…
Узнать бы еще, откуда оно…
Утром коренастая охранница, сменяясь, передала своему напарнику приказ: приготовить Ри к переводу в Карцер. Ничего сложного: арестанту просто подчистят память и проводят до подъехавшей «иглы» (или, как иначе называли этот автомобиль в Управлении — до «овощевозки»).
К своему несчастью, Джек знал всю эту процедуру. Он понимал, что к «овощевозке» выйдет уже не он, а совсем другой человек. А может, это и к лучшему. Но… вдруг что-то от личности останется — и жизнь превратится в ад?
Тварь, проникшая внутрь Джека через рану у него на руке, зашевелилась в сердце. Еще два поворота, и коридоры, по которым его ведут, закончатся. А там — кресло, что высасывает твою душу…
Желания, вернее, нежелания бывшего спецотделовца и неведомой твари наконец совпали: оба не хотели исчезать.
Перед самой дверью в операционную Джек Ри вдруг резко дернулся назад, ударил затылком в переносицу конвоира, потерял равновесие, упал на скользком полу, вскочил, бросился бежать. Закрывая одной рукой лоб, другой охранник активировал пульт вызова подкрепления.