Тень Уробороса (Лицедеи) - Страница 220


К оглавлению

220

— А что, господин Антарес, — хохотнув, заметила Эмма, вдоволь насмотревшись на милую парочку, — у них там, кажется, любовь. Не знаю уж, как вы к этому относитесь, но моя благодарность в случае успешного исхода дела будет бесконечной.

— Что с Палладасом, Эмма?

— Скоро вступим в переговоры. Он уже почти не скрывает своей деятельности, но главное — поймать его вовремя. Пока об этом не узнали в ученом мире…

— Вот-вот. В общем, буду ждать ваших распоряжений.

— Ха-ха. Удачи вам. Надеюсь, скоро встретимся в, так сказать, неофициальной обстановке. Заодно познакомите меня с вашей прекрасной женой.

По прекращении трансляции Антарес еще долго сидел, мрачно глядя на пустую стенку…

* * *

— Завтра будет гиперскачок…

Сэндэл мрачнела тем сильнее, чем ближе катер подходил ко входу в гиперпространственный тоннель, отделяющий их от Эсефа. Элинор понял ее без лишних слов. Они уже давно научились разговаривать молча. Ему тоже не хотелось возвращаться, но все хорошее проходит, и он уже познал эту печальную истину.

— Давай-ка оторвемся напоследок! — хихикнула Сэндэл, подзывая официанта. — «Синт»! Будьте добры — напиться этому столику!

— Госпожа?! — не понял биокиборг, услужливо склоняясь над нею.

— Побольше спиртного!

«Синт» подчинился, но не преминул напомнить о вреде здоровью. Развеселившаяся писательница послала его куда подальше и заставила налить полные бокалы.

— Пей, Эл! Пей! Не надо меня охранять, расслабься! «Мне надоело быть покорной! Покинув угли очага…» Какая глупость, боже мой! Пей! Слышишь? Пей!

Элинор пригубил через силу — и отодвинул бокал. Сэндэл же осуществила свою затею: напилась вдрызг. Хмельная и беззаботная, она через каждые пять минут звала охранника танцевать, изумляя великосветскую публику. Ведь среди пассажиров было немало людей, хорошо знающих ее как популярного автора бестселлеров и как жену влиятельного посла. Но Сэндэл не беспокоило даже присутствие журналистов. Она прекрасно отдавала себе отчет, что Антарес узнает обо всех ее проделках гораздо раньше и подробнее, чем это будет оглашено в СМИ.

— Понимаешь, Эл! Я чувствую себя, Эл, как раздетая! — заплетающимся языком, вихляясь под музыку, говорила она. — Все время под наблюдением, Эл! Все время! Да ты и сам знаешь, Эл! Как мне это осточертело! Ну, кто хочет полной обнаженки, ребята?! Кто хочет танцев с раздеванием? Подходите, не стесняйтесь! — Сэндэл в один присест сорвала с себя и без того откровенное платье. — Ты хочешь? Или ты?

Единый возглас — возмущения, изумления, восторга — был ответом публики.

Зил подхватил отброшенный в сторону туалет хозяйки и ринулся обратно. Мужчины таращили глаза на ее безупречные формы, дамы с завистью отворачивались.

— Сэндэл, не надо! Пожалуйста, не надо! — попросил фаустянин, стараясь прикрыть тело писательницы ее же одеждой.

Она вырывалась, смеялась и рыдала. Журналисты с азартом охотников целили в них объективами, и Элинор не знал, что делать: отгонять их или прятать ее. К этой кутерьме подключилась охрана катера. Вскоре Сэндэл плакала в своей каюте, посылая отрывистые проклятья в адрес мужа.

Зил молча устроил хозяйке промывание желудка, затолкал ее под душ, наполучал оплеух, проклятий и оскорблений, завернул в полотенце и дождался, когда она заснет.

Фаустянин даже не ожидал, что Сэндэл может быть такой. Ему снова было очень больно. Больно за нее. Она сама устроила себе жизнь, полную кошмаров, но он, слуга, да еще и «синт», не имел права вмешиваться. По большому счету, Элинор не имел права даже любить чужую жену. Но…

Старательно укутывая Сэндэл одеялом и при этом чувствуя, что где-то там, под потолком, на них пялится бездушное око «Видеоайза», юноша погладил ее по голове и в ответ на высказанную сквозь сон просьбу остаться попросил прощения. Он не мог остаться.

* * *

Ему снились войны. Зил был сторонним наблюдателем, а воюющие — маленькими, словно игрушки, человечками. Жертвы сражений распадались на атомы, не оставляя ни крови, ни своих трупов. Смертей не было — только победы…

Вот почему земляне всегда творили разрушения с такой самоотдачей! Они играли, словно маленькие жестокие дети, ненавидящие друг друга понарошку. Потому что так надо. Жертв не было… Не было… Не бы…

А затем… Затем волна сновиденческих войн отхлынула. Вместо нее юношу захлестнуло невообразимое чувство свободного полета, бездонная высь небес. И когда он влетал в мягкое белое облако, волна боли прокатывалась по телу, похожая на смерть. И снова полет, снова небеса, снова облако, снова всепоглощающая сладостная боль… Он не мог и не хотел просыпаться…

Раствориться в этом облаке и в то же время впустить его в свое сердце, в свою душу…

Облако обволокло теплом его спину, мягко прокатилось под рукой, скользнуло по груди…

Зил распахнул глаза. Это уже не сон. И еще — он почувствовал за секунду до пробуждения — в его каюте был кто-то еще. Фаустянин замер, не решаясь повернуться и взглянуть. В страхе, что это окажется лишь наваждением. В опасении, что это может оказаться реальностью…

Знакомый запах, знакомое прикосновение.

— Не надо так… — шепнул он и прикусил губу, молясь, чтобы она не послушала эту просьбу.

— Я разбила к чертям, в крошево, эту проклятую «муху», — все еще горя отчаянием своей смелой выходки, сообщила Сэндэл. — И еще… мне очень хреново с похмелья. Полечи меня! Ты ведь умеешь…

А рука ее упрямо ласкала его, становясь все увереннее и настойчивее. На этот раз Элинор успел уловить тот момент, когда исчезают все мысли…

220