— Мое имя Зил Элинор, — едва выговаривая слова, тускло произнес арестованный спустя полминуты. — Это все… ч-что я могу сказать в этой комнате…
— Тебе лучше начать объясняться, парень… — я через силу, но все-таки назвал Элинора «парнем» и уселся напротив него. — Психотропные вещества до добра не доводят…
— Я не буду ничего говорить в этой комнате…
Только тут я заметил на груди юноши, прямо под левым соском, между ребрами узкую рану с засыхающей у краев кровью. Вот откуда эти пятна на его штанах…
«Дикость какая-то!» — мелькнуло у меня. Ладно еще — газ. Но измываться-то зачем, когда пленник в твоих руках?
Юноша прикрыл глаза. Я видел, что прежде он из последних сил боролся с помрачением рассудка, но теперь, когда его цель — мой приход — была достигнута, организм начал сдаваться.
— Я не буду ничего говорить в этой комнате…
Я встал, приблизился к Элинору и взял его за подбородок, чтобы разглядеть получше лицо того, кто учинил такую суматоху в нашем ведомстве. Он был совершенно безволен. Родись я женщиной, вполне мог бы назвать его красивым: четкие, верные черты лица, классические пропорции, ровная загорелая кожа…
Юноша слегка вздрогнул, очнулся. Даже взгляд его слегка ожил. Нет, право, красивый мальчишка! Только какого черта сунулся в это дерьмо?
— Ты слышишь меня, Зил Элинор? — я присел на краешек стола и сложил руки на груди.
Парень медленно моргнул в знак согласия. Под кожей горла напряженно прокатился бугорок «адамова яблока», когда он сглотнул вязкую слюну, скопившуюся во рту. Обычно в таких случаях подопытные расслабляются до той степени, что у них течет, и не только изо рта. Организм и психика Элинора были настолько крепки, что еще контролировали моторику тела.
— Изложи свои требования.
— Я… — начал он и замолк.
Мне пришлось наклониться близко-близко к его губам. Элинор собрался с силами:
— Я буду… разговаривать с… тобой… в отдельной… комнате… Без прослушивающих… и других… устройств…
— Гм… — я распрямился. — Как вам это нравится? — с этим я обращался уже к коллегам, но тут голова юноши безвольно упала на плечо, глаза его закатились, а тело съехало по стулу. — Эй! Ч-черт! Так. Я выхожу, откройте мне. Он в отключке…
Невидимый зазор разошелся, раскалывая зеркало и выпуская меня.
— Кто ранил его? — я сверлил взглядом Стефанию, но та пожала плечами.
— Риккардо, — сказала моя начальница, — Это произошло на моих глазах. Он потому и раздет по пояс…
— Что — произошло? — переспросил я.
— Когда его адрес был вычислен, за ним приехали. По приказу Брокгауза в квартиру пустили хинуклидилбензилат… Два миллиграмма. Как следствие — потеря ориентации, галлюцинации… Когда его посадили в «ящик», он то проваливался в бред, то становился очень оживлен и беспрерывно требовал вызвать вас. Три часа назад, после того, как Такака применила «подчинение», он ответил «щитом». Похоже, это стоило ему большого напряжения, и он потерял сознание. В какой-то момент я заметила, что его рубашка пропиталась на груди кровью. Ранение исключено, вблизи не было острых предметов, он лежал в камере один: мы восстанавливали лейтенанта. Рубашку пришлось снять, но установить, откуда рана, не удалось. Она абсолютно свежая, будто только что нанесена…
— То есть, рана появилась именно во время его отключки?
— Полной потери сознания, как сейчас, не было. Он бредил, галлюцинировал каким-то желтым, что ли, всадником…
— Его подвергли почти смертельной дозе BZ…
— Пороговой норме, — вступилась за коллег Стефания. — Капитан Брокгауз знал, что делает!
Я не стал спорить. У «демонов» свои моральные принципы, надо лишь принять это как данность.
— Что решаем с его условиями?
Юноша неподвижно лежал на полу в той же позе, в какой я его и оставил. Но было видно, что он дышит.
Миссис Сендз вопросительно посмотрела на контрразведчиц. Заносси Такака давно была индифферентна ко всему происходящему, Каприччо тоже махнула рукой:
— Делайте, как считаете нужным… Лишь бы заговорил — и побыстрее!
Любопытно, а что удержало Брокгауза от применения апоморфина? С него бы сталось, а Элинор блевал бы все это время без остановок, пока не выплюнул бы собственный пищевод и желудок. Сволочи…
— Стеф, введите ему в таком случае сочетание галантамина и триседила, — обращаясь неофициально, попросил я Каприччо.
Она посмотрела на меня своими черными глазами, провела рукой по гладко зализанным при помощи геля волосам.
— Нейролептики ему сейчас опасны, может «сдвинуться»…
— Тогда ждите сутки, пока выспится сам. Мне спешить некуда, — я напустил на себя безразличие, хотя на самом деле был уже основательно заинтригован этим мальчишкой.
— Это нереально, — сокрушенно опуская плечи, вздохнула миссис Сендз. — Придется рисковать, или с нас сдерут три шкуры…
— Вы обеспечите нам конфиденциальность? — уточнил я.
— Мы можем убедить его, что никаких прослушивающих устройств нет, но при этом оставить для страховки тебя один канал, — вступила миссис Сендз, обратившись ко мне на «ты».
— О'кей, давайте так и сделаем. Поднимайте его.
Мне совсем не хотелось, чтобы знающий что-то важное мальчишка, так и не успев заговорить, отдал богу душу из-за глупости моих коллег. Хотя бы одно то, что он сумел попасть в секретные файлы организации, помешанной на безопасности, делало ему определенную честь в моих глазах. Да и потом, судя по всему, он хорошо поводил за нос дежурных хранителей — раз уж сумел довести до белого каления самого Брокгауза, наиболее уважаемого мной коллегу из КРО. Мне довелось узнать многих взломщиков и декодификаторов, но никто из них не смог бы сделать того, что сделал Элинор.